Более половины граждан Российской Федерации никогда не слышали термин «инклюзивное образование». Знает о том, что это такое, каждый четвертый россиянин. Такие результаты показал опрос ВЦИОМ, фонда «Обнаженные сердца» и ассоциации «Аутизм — регионы» — неутешительные цифры были ранее опубликованы Радио Sputnik.

По результатам этого исследования можно сделать вывод, что граждане России мало знают о жизни и потребностях людей с ограниченными возможностями здоровья.

Хорошо это или плохо? Хорошо, когда беда проходит мимо. Но плохо, когда ты боишься чужого горя или намеренно не замечаешь его — а именно этому иногда учат подрастающее поколение взрослые, у которых в детстве не было опыта общения с ровесниками с ОВЗ.

Не было раньше таких понятий, как «безбарьерная среда» или «ограниченные возможности здоровья». Были инвалиды. А у инвалидов была своя отдельная среда — родственники, которые им помогали, и педагоги, которые обучали. И свои четыре стены, отделяющие от мира, который был к ним не очень-то дружелюбен.

Так что среднестатистический нормотипичный взрослый не знает, как его среднестатистическому нормотипичному ребенку общаться и учиться с такими ребятами, и сомневается, нужно ли это.

Государство считает, что нужно — и предлагает детям учиться вместе, на равных, «в инклюзии». Но вот достаточно ли благого намерения для того, чтобы проблема была решена?

Строить, но не ломать

В обществе по отношению к людям с инвалидностью существуют определенные стереотипы, отметил зампред Комитета по труду, социальной политике и делам ветеранов, председатель Всероссийского общества инвалидов Михаил Терентьев.

«Инклюзия помогает бороться с этими стереотипами, но при этом мы должны понимать, что не должно быть перегибов в другую сторону. То есть в любом случае должны оставаться коррекционные школы, которые работают прежде всего с людьми, которые имеют нарушения аутистического спектра или какие-то другие ментальные нарушения»,

подчеркнул он.

Государство четко определило политику «доступной среды» — все новые школы должны быть доступны для детей с ОВЗ. Но остается не до конца решенным важный аспект проблемы — подготовка тьюторов. Их сейчас недостаточно. Как недостаточно и программ, которые требуются для особых детей. И в этом государству и обществу могут помочь общественные организации.

«Они концентрированно могут представить информацию о той или иной инвалидности, и бороться со стереотипами в обществе по отношению к людям с инвалидностью, реализуя различные программы. Проекты, связанные с развитием спорта, например, с подготовкой тьюторов»,

отметил Терентьев.

Но с другой стороны, требуется и законодательная поддержка — законы в сфере образования должны обеспечивать гибкий подход к любому учащемуся, в том числе к ученику с инвалидностью, и давать больше возможностей для человека с инвалидностью получать образование.

«Например, в Государственной Думе сейчас в первом чтении принят законопроект о возможности получения второго высшего образования — я думаю, что этот законопроект позволит человеку, оказавшемуся в такой непростой истории, связанной с инвалидностью, получить второе профессиональное образование, с помощью которого он может себя реализовать»,

сказал депутат.

Нужны вложения и условия

У инклюзивного образования есть свои плюсы — инклюзивная школа, в отличие от обычной, не просто фабрика знаний, а модель отношений, подчеркнул первый зампред Комитета по образованию и науке, председатель Общероссийского общественного движения «Образование для всех», вице-президент Всероссийского общества слепых Олег Смолин.

«Дети с детства приучаются к тому, чтобы они жили вместе и нормально относились друг к другу. Сверх того, плюс инклюзивного образования — это то, что как правило, оно происходит рядом с домом и ребенок не вырывается из семьи»,

отметил он.

По словам Смолина, в России в последнее время главной угрозой для образования стало даже не отсутствие инклюзии, а «псевдоинклюзия», когда ребят изымали из коррекционных школ, размещали в обычных, но не создавали им специальных образовательных условий. Зачастую детей с ОВЗ после такой «инклюзии» возвращают в коррекционные школы, но уже с отставанием в развитии и в знаниях.

«Инклюзия — это не просто совместное обучение детей с нарушениями здоровья и без нарушений здоровья, это совместное обучение таких детей в специально созданных условиях. А эти условия — не только доступная среда, но и подготовленные педагоги»,

подчеркнул депутат.

Школа или вуз могут создать «доступную среду», которую одобрят любые комиссии, общественные организации — но не представлять, как учить детей с инвалидностью. Внедрить инклюзию наскоком нельзя — когда пытались решить эту проблему за два-три года, выяснилось, что это невозможно, напомнил Смолин.

«В Британии, где я специально изучал опыт, эту проблему решали минимум 20 лет, причем при поддержке и педагогов, и родителей, и гражданского общества, что тоже важно»,

отметил он.

Но кроме времени и общественной поддержки, нужно подкрепление ресурсами, методики, специальная подготовка педагогов — которые не понимают, как вести занятие одновременно для класса и для ребят с нарушениями здоровья. Нужны вложения и условия. Если коррекционным школам государство еще помогает, они получают оборудование — с инклюзивными дело обстоит сложнее.

Вернуть образование в руки профессионалов

Инклюзия, как любое лекарство, хороша дозированно, отметила председатель Общественного совета родителей, воспитывающих детей-инвалидов и молодых инвалидов при ДТСЗН г. Москвы Татьяна Усенко. Если начинается бесконтрольное употребление этого «лекарства» для всех — хорошего не жди.

«Чтобы качественно организовать обучение детей с нарушениями, нужны условия. В том числе кадровые: специалисты — дефектологи, логопеды, тьюторы, психологи. Нужно смотреть на каждого конкретного ребенка — есть ли у него ресурсы для обучения в обычной школе, потому что в зависимости от них используются разные технологии и дается объем специальной помощи для компенсации нарушений»,

подчеркнула она.

Но в последние годы наблюдалось систематическое сокращение организаций, занимающихся специальной помощью. А в инклюзии, в условиях сокращения ставок специалистов, работающих на дефектологических и логопедических пунктах — необходимость доказывать статус ОВЗ для детей, которые испытывают трудности в освоении программы.

«Такая инклюзия, с одной стороны, лишает полноценного коррекционного компонента в образовании детей с особыми образовательными потребностями, а с другой — отвлекает внимание учителя от обычных детей, которые также нуждаются в полноценном образовании, только без коррекционной составляющей»,

пояснила Усенко.

Она отметила, что при этом зачастую нарушаются требования Минпросвещения к числу детей в классе и к интеграции — в один коллектив может быть включено не более 3 детей с ОВЗ.

В советское время была организована государственная помощь детям с нарушениями речи, зрения, слуха, интеллекта, речи — были специальные сады и группы. Сейчас таких детей становится все больше, однако специализированная часть помощи сокращается. А учитывая объединение школ в кластеры — в школах ухудшились условия обучения и воспитания для всех детей.

«Нужно позволить специалистам вдумчиво решать эти вопросы — не людям, не имеющим никакого педагогического образования, и в частности, коррекционного педагогического образования. Мы же сейчас знаем, что многие руководители образовательных организаций могут не иметь педагогического образования, и какие они решения могут принимать, если не понимают, о чем вообще речь? Им важны только финансовые коэффициенты, которые приходят за детьми-инвалидами»,

сказала Усенко.

По ее словам, необходимо вернуть образование в руки специалистов и педагогических институтов, которые разрабатывают рекомендации, программы и методики. И со стороны государства нужна поддержка, потому что, например, технические средства обучения (ТСО) остаются декларированной функцией: мало кто из родителей и учителей знает, как и где их получить, вопрос не поставлен на систематический и общественный контроль и государственное обеспечение. 

«Ну, например, звенящий мяч для слабовидящих детей — в какой обычной инклюзивной школе вам покажут, что у них он есть? Я вас уверяю, далеко не в каждой школе, где есть такие дети»,

привела пример глава Общественного совета родителей детей-инвалидов. 

Только если серьезно говорить об инклюзии — каждой школе необходимо материально-техническое укомплектование. Тем более что существует утвержденный Министерством просвещения РФ перечень необходимых для инклюзивного образования ТСО. И нужны эти средства обучения с первых дней учебы ребенка, а не к концу года, после проведения тендерных процедур.

Инклюзия: орел и решка

В самих школах отношение к инклюзии разное — от полного неприятия до полного же одобрения. Например, директор православной гимназии «Радонеж», член организации «Всероссийское родительское сопротивление» Михаил Тишков назвал инклюзию преступлением. Потому что даже в случае, когда в классе подбираются нормотипичные дети с разной скоростью мышления и разными способностями, с классом становится сложно работать, — а инклюзия только имитирует образование.

«Она вредна и самим детям с ограниченными возможностями, и остальному классу, потому что либо класс тормозится и не идет в таком темпе, в каком бы мог идти, либо инклюзивно включенные дети просто нарабатывают некую социальную адаптивность, но учебой все равно вынуждены заниматься самостоятельно, дополнительно, с репетиторами»,

отметил Тишков.

По его словам, большинство родителей с такими сложными детьми, которые понимают, в чем суть проблемы, так или иначе организуются сами, создают для себя частные системы, находят преподавателей, соединяются в какие-то коллективы или находят еще работающие спецшколы, чтобы прикрепить к ним детей.

Заместитель директора по социализации, воспитанию и безопасности обучающихся школы «Марьина роща» Алена Майорова, напротив, подчеркнула, что школа готова к взаимодействию и сотрудничеству, а главная помеха инклюзии — это стереотипы в отношении ребят с ОВЗ.

«Мы понимаем, что запереть одного ребенка дома легко и просто, но ребенок просто нуждается, ему жизненно важно, необходимо социализироваться, общаться с другими детьми, учиться коммуницировать, потому что он не сможет просидеть у нас всю свою жизнь в закрытом состоянии»,

отметила она.

По словам Майоровой, и нормотипичным детям, и детям с ОВЗ совместное обучение полезно — оно дает возможность социализации и стирает стереотипы.

Инклюзивное образование позволяет ребятам с ограниченными возможностями здоровья обучаться наравне с другими детьми, раскрыть свой потенциал, влиться в коллектив, а также убрать социальные барьеры, отметил директор школы 285 Павел Комзолов.

«Зачастую для этого с школьниками, дошкольниками работают специалисты психолого-педагогического сопровождения, коррекционные педагоги, педагоги-дефектологи, психологи, социальные педагоги»,

рассказал он.

По словам Комзолова, в Москве решить задачу по инклюзивному образованию помогает городской проект «Ресурсная школа», и школа 285, которой он руководит, является одной из таких ресурсных школ. Она помогает другим школам организовать инклюзию: консультирует, проводит семинары и конференции.

«Наша школа, как и другие московские образовательные организации, имеет все необходимые ресурсы для создания достойного, комфортного обучения детей с ОВЗ. При расчете государственного задания выделяются соответствующие коэффициенты, кроме того, идет поддержка с точки зрения целевых субсидий, это позволяет нам создать адаптированную образовательную среду, обеспечить необходимую материально-техническую базу, а также привлекать для работы с ребятами с разными нозологиями специалистов»,

отметил он.

В этой школе точно есть звенящий мяч, можно даже не спрашивать.

Но когда он докатится до каждой российской школы?